После оккупации Галичины немцами сначала казалось, что православный храм останется в покое. В немецкой прессе, официальных заявлениях и распоряжениях часто подчеркивалось внимательное и доброжелательное отношение немецких властей ко всем вероисповеданиям, в том числе, и Православию. Нам и до войны хорошо было известно враждебное отношение гитлеризма даже к численно преобладающих в Германии вероисповеданиям - протестантизму и католицизму, поэтому еще меньше можно было надеяться на лучшее отношение к православным. Все-таки, кое-кто обманывал себя, надеясь, что может что-нибудь изменится на лучшее. Но вскоре факты заговорили про другое, совсем противоположное. Разумеется, можно и не задерживаться на таких запретах и препятствиях, которые были вызваны военными обстоятельствами (например, запрет на общественное освящение воды в праздник Крещения, отмена крестных ходов, перенесение великих праздников на воскресенье и т. п.). Все это люди понимали и мирились с этим. Намного тяжелее и болезненней ощущались прямые удары по храму и его причту и прямое вмешательство в его жизнь и деятельность. При этом следует помнить, что маленький львовский православный храм со своим приходом еще далеко не представлял из себя такую величину, которая концентрировала бы на себе высокую степень и силу немецких ударов. Без сравнения значительно труднее было состояние больших храмов и особенно церковной иерархии, которые непосредственно попадали под фатальные приказы и распоряжения сверху. И одновременно, будто на смех, со стороны той же иерархии писались слишком частые челобитные в адрес немецких власть имущих. Все знали, что эти челобитные вынужденные и представляют собой только жалкую попытку каким-то образом защитить себя от напасти, и потому были еще более унизительными. ПОД НЕМЕЦКОЙ ВЛАСТЬЮ
(1941-1944 гг.)Во время немецкой оккупации особенно бросались в глаза многочисленные выселения, аресты и вывоз с Востока на Запад священников и вообще церковного причта, начиная с епископов и заканчивая псаломщиками, а также и будто добровольных "беженцев" из прифронтовой полосы, если вообще можно было называть добровольное бегство от пуль, бомб, гранат и особенно от насильств, надругательств и ущерба всякого рода. Во время их проезда через Львов было невозможным да и недозволенным дать им прибежище в приходском доме, а что с ними творилось в лагерях и всяких сборно-пересылочных пунктах, не поддается описанию. А на ту часть притча, которая до какого-то периода времени еще оставалась на месте, направлялись всякие, каждый раз более острые напасти, угрозы, на случай неисполнения разных распоряжений и приказов и все это нарушало каждый раз спокойствие и нормальную жизнь в храме.
Наш храм подчинялся Варшавской митрополии, как и при Польше, но управлял ее архиепископ Палладий в Кракове, столице "генерал-губернаторства". Раздвоение администрации имело также свою цель и усложняло связь. Целый ряд распоряжений сверху делал в храме полное замешательство и, хотя исполнялся, храм все ж таки, находился под подозрением со стороны немецкой власти, ярким примером которого был сделанный 1 июля 1944 г. гестаповцами внимательный обыск в храме и приходском доме, на предмет наличия оружия; разумеется обыск был безрезультатный, но знаменательный.
Давление немецких властей на православный храм вообще становилось более сильным по мере того, как военный фронт передвигался с востока на запад, причем, в немецкой прессе и пропаганде, с каждым разом сильнее подчеркивалась уже указанная немецкая "ласковость" к православным и их Церкви, разумеется, с явным вымогательством ответной за нее благодарности. Поэтому, разумеется, обеспокоенность и даже раздражительность в немецких кругах вызывали вести о том, что в Советском Союзе восстановлена в правах Православная Церковь, избран Патриарх, Синод и т. д. Сначала эти ведомости провозглашались сомнительными, но когда такая позиция стала совсем невозможной, тогда, будто по команде сверху, пошли уверения, что все эти церковные реформы в Советском Союзе - не что иное, как лишь временный тактический ход, вызванный обстоятельствами, поэтому придавать ему какое либо серьезное значения не следует. На том и успокоились.